Малавита - 2 - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Чтобы избежать мести мафиозных семей, объявивших за его голову цену в двадцать миллионов долларов, Джованни, пользуясь высокой защитой ФБР, несколько раз переезжал с места на место в Соединенных Штатах, а затем был переселен во Францию, где за последние десять лет его окончательно позабыли. Сегодня приставленный к нему штат наружной слежки исчислялся одним агентом, который наблюдал за ним самим и контролировал его связи. Таким образом, Манцони стал одним из самых знаменитых раскаявшихся преступников в мире, наряду с Генри Хиллом, находившимся под защитой ФБР с 1978 года, и с ужасным Толстяком Уилли.

Сильный своим прошлым, он продолжал теперь традиции американских искателей приключений, которые, достигнув зрелости, считали себя обязанными поведать о своих подвигах миру. Вечерами, пребывая в глубоком умиротворении, он позволял себе думать, что судьба привела ему родиться в семье гангстеров единственно для того, чтобы позже он стал писателем. В таком случае — в его случае — он вполне мог поставить свою подпись под этой народной мудростью: не было бы счастья да несчастье помогло. Не имея возможности публиковаться под именем Фреда Уэйна и тем более Джованни Манцони, он выпустил «Кровь и доллары» и, позже, «Империю тьмы» под псевдонимом Ласло Прайор.

Сразу после обеда он уселся за письменный стол и начал новую главу своего следующего опуса с анекдота про одного из своих духовных учителей, Альфонсо Капоне. Он считал необходимым время от времени возвращаться к учению древних.

...

Капоне всегда носил в кармане горсть сырых макарон. Когда переговоры заходили в тупик, он ломал их между пальцев, и этот хруст должен был ассоциироваться у его собеседника с хрустом его позвонков в случае, если он не подчинится требованиям.

* * *

Распростившись с жизнью жены гангстера и желая искупить свою вину перед Богом, Магги приняла на себя заботы об обездоленных. Она перепробовала всё: благотворительные фонды, районные ассоциации, комитеты помощи, и чуть не записалась в какую-то неправительственную организацию, боровшуюся с голодом во всем мире. Магги довела свое самопожертвование до религиозного экстаза и уже представляла себе день, когда ей простится, что она была Ливией Манцони, первой леди организованной преступности. Другие общественники, почитавшие ее святой, считали, что с таким рвением ее надолго не хватит. Сама же Магги должна была признать: протягивая руку помощи обездоленным, она больше просила, нежели давала.

По жестокой иронии судьбы, ее мужу удалось создать себе будущее, основанное на ужасе прошлого. Каждое утро он исчезал в пустой комнате, которую называл своим кабинетом, и работал там над тем, что называл романом. Она презирала это писательство мужа, находя его еще более жалким, чем мафиозная деятельность. Однако, не признаваясь себе в этом, она завидовала его вере в новое призвание, завидовала тому, как он ухитряется жить новой жизнью, — это он-то, никогда не отличавшийся особой смекалкой.

Магги считала, что каждый на земле наделен талантом и талант этот следует употребить на благо как можно большего числа людей. У некоторых он проявлялся сам собой, наиболее смелые жили им, но для многих самым трудным было открыть его в себе самом. Что такое талант? Страсть, постоянно присутствующая в жизни, но ни разу не реализованная? Старая, позабытая мечта? Некий огромный дар, дожидающийся зрелости, чтобы наконец проявиться? Хобби, которое совершенно напрасно не принимается всерьез? Способности, пользу от которых видят лишь самые близкие?

Магги не ощущала в себе художника и считала себя скорее простой труженицей, терпением и трудом достигающей определенного совершенства. Забросив свою благотворительность, она стала искать подвига в повседневной жизни, в досуге и даже в домашнем хозяйстве. Так продолжалось до этого воскресного обеда, когда на нее снизошло озарение.

Желая отблагодарить соседей за небольшую услугу, Магги не пожалела сил. Настало время основного блюда, и ее маленькая семья не смогла отказать себе в удовольствии объявить о нем особо. Фред сказал, что, женившись на Магги из-за ее красоты, он остался с ней только из-за ее меланцане алла пармиджана. Бэль предупредила: «Вот увидите, это что-то!» А Уоррен, для которого на свете не было ничего тоскливее таких посиделок, в момент подачи баклажанов все же явился к столу. Вынужденные таким образом заранее признать блюдо божественным, гости тем не менее и сами были покорены этим вихрем неведомых вкусов, созданным сплошными контрастами и соединявшим фруктовые, пикантные и мягкие оттенки в тонкую алхимию.

— Магги, я не только никогда не пробовал ничего подобного, — сказал сосед, — но и вряд ли когда-либо еще попробую.

— Этьен, не говорите так в присутствии вашей супруги.

— А я полностью с ним согласна, — добавила его жена. — Мой отец был поваром у Лепажа, в Лионе. И мне сейчас очень хочется, чтобы он еще был с нами и мог бы попробовать ваших баклажанов.

Магги знала, сколько страстей разгоралось в разное время из-за ее меланцане алла пармиджана, сколько мафиози готовы были плюнуть в спагетти собственной матушки ради одной порции ее баклажанов. Сам Беччегато, ресторатор кланов Манцони, Пользинелли и Галлоне, попробовав баклажаны Магги, вычеркнул пармиджана из своего меню. Он бы расшибся в лепешку, лишь бы узнать ее секрет, но никакого секрета не было, все ингредиенты были известны, рецепт тоже; и лишь рука мастерицы могла сотворить из них этот восхитительный хаос вкусов. Вообще-то, Магги готовила ничуть не лучше других хозяек, она не пользовалась кулинарными книгами, редко импровизировала и не слишком владела искусством употреблять в дело всякие остатки. Она предпочитала освоить как следует два-три блюда, которые пользовались неизменным успехом у ее домашних, и таким образом за несколько лет достигла исключительного мастерства.